В 1995 году
невдалеке от Благовещенского собора Институт археологии Татарстана вел
раскопки. На более чем пятиметровой глубине обнаружились остатки древней
крепостной стены, вероятно, именно той, которую разрушил Иван Грозный. Сначала
попадались в основном полуистлевшие монетки — арабские, хазарские и чешские, но
по ним определять, к какой эпохе относится культурный слой, некорректно. Медные
кругляши могут попасть в землю хоть через 500 лет после изготовления… Век же
глиняного кувшина или блюда краток, ведь, разбившись, они сразу шли на выброс.
Форма и рисунок казанских черепков позволили сделать вывод: к рубежу X—XI веков
здесь, на Волге, уже сложился полноценный город. Это открытие наполнило золотой
казан казанского бюджета, состарив татарскую столицу сразу до десятивекового
юбилея (а по прежней, древнерусской, летописной хронологии исполнилось бы ей
сейчас всего 629 лет).
…Сейчас Казань
дышит тысячелетием. Транспарантами-напоминаниями о празднике обвешаны все
стены, обклеены все автобусы, электрички, аэропортовские коридоры — чтобы не
расслаблялись ни местные жители, ни туристы. Наверняка еще через миллениум
будущие археологи не ошибутся, определяя возраст казанских зданий XXI века,
возведенных скоростным монолитно-бетонным методом «под век XIX» (между уютных
бревенчатых домиков иногда и XVIII столетия). Не ошибутся в основном и потому,
что найдут осколки памятных чашек «Казанга 1000 ел». Так эпохи городской жизни
наслаиваются друг на друга, будто подростки-погодки, торопящиеся перерасти сами
себя.
Впрочем, здесь, на
перекрестке миров, никого не удивишь наслоениями хотя бы потому, что где-то
совсем рядом вливаются друг в друга Европа и Азия. Минареты уходят в небо,
обгоняя маковки православных колоколен и отставая от шпилей новых храмов,
высотных корпусов Университета и Физического института. Надписи на татарском
легко переливаются в русские, совпадая с ними в именах собственных. Кое-где те
и другие дополняются арабской вязью. И откровенно, как везде, набирает силу
латинский шрифт.
В этом главное
своеобразие Казани — исконном «евразийстве», отраженный свет которого много
позже упал на Москву, дав и ей могущественный заряд «ориентальности». Но
исходил свет, повторяю, отсюда, из «казана», в котором тысячу лет «варились»
народы, совместно определившие позже столбовую черту России — ее многоликость и
широту натуры. Как знать, повернись история иначе, уцелей Василий Темный,
выступавший за союз с Казанью, возьми над восточнославянскими городами верх
Новгород, а не Москва, будь последние татарские ханы не так твердолобы в
дипломатии, быть может, этот город на Волге и стал бы собирателем разных, в том
числе и русских, земель. И титульная нация общего государства называлась бы
теперь иначе. Конечно, когда сегодня слышишь призывы «евразийцев» перенести
федеральный центр в Казань, они кажутся дешевой словесной эквилибристикой. Но
есть логика и в предчувствии Вышеславцева, который заметил: вот, веками
столичный венец континента дрейфовал с юго-востока на северо-запад: ордынский
Сарай — Москва — Петербург… И тут же многозначительно добавил: а когда-нибудь
движение пойдет вспять.
Кто такие «сакалиба»
Самоопределение
соседних народов Юго-Восточной Европы пришлось почти на одно время. Собственно,
в постоянных столкновениях между славянами, половцами, хазарами, булгарами и
выявлялся облик этой части материка.
Распалось
государство Великая Булгария, и многие тюркские племена ушли к Волге, где
осели, смешавшись с землепашцами финноуграми.
Чуть позже славяне
распространились на юг, одолевая своих старинных то врагов, то союзников —
половцев и хазар.
Хазары «в ответ»
решили преодолеть местечковую языческую разобщенность и сплотиться вокруг
единого Бога, обратившись в иудейство.
Хану удалившихся
на север булгар сама монотеистическая идея показалась плодотворной, и в 921
году он сделал свой ход: написал повелителю правоверных, халифу арабского мира,
что желает принять ислам. Из Багдада к берегам дальней великой реки Итиль не
замедлило выйти посольство, секретарь которого, некто Ахмад ибн-Фадлан, человек
ученый, оставил нам «Записку» — первое документальное свидетельство о Волжской
Булгарии, предшественнице казанской Татарии…
…Чудом не пав
жертвой разбойников и едва уцелев ледяной зимой («из-под меховых одеяний у нас
выглядывали лишь глаза», — с ужасом вспоминает несчастный уроженец Месопотамии,
еще не зная, что по мотивам его приключений десять веков спустя снимут фильм
«13-й воин»), арабы в 922 году прибыли в столицу ханства. Радушный хозяин
поспешил проявить себя человеком благонравным и знатоком добрых манер,
предложив гостям с дороги прочесть совместную молитву, после чего все
присутствовавшие под разверстыми знаменами возгласили хвалу Аллаху «так, что
вздрогнула земля» — по удовлетворенному замечанию ибн-Фадлана.
Так ислам
воцарился в самом северном своем форпосте. Но, кстати, обещанных 4 000 динаров
на строительство новой крепости хан от халифа не получил. Никаких практических
выгод не дал предкам казанцев переход в «истинную веру», каковое
обстоятельство, возможно, отпугнуло от нее Владимира Красное Солнышко, когда 65
лет спустя к нему явились уже вполне правоверные булгарские миссионеры
агитировать за Пророка. Киевский князь, как известно, сделал в 988 году совсем
иной выбор, и этот выбор решающим образом развел пути волжан и поднепровцев.
Столкновение сделалось только вопросом времени.
…Но пока что обе
стороны об этом не догадывались. Они даже еще слабо отличались друг от друга по
«национальному признаку». Тот же ибн-Фадлан сообщает, что «царь булгар» именует
себя повелителем страны «сакалиба», «бледных людей», а этим же словом арабы
традиционно называли славян. И вообще, все, что описывает багдадский
путешественник, удивительным образом согласуется с «фольклорными данными» о
русских племенах. Вот прекрасные и рослые светлокожие люди сжигают тело
скончавшегося вождя… крестьяне сеют просо и жито, охотятся в лесах, собирают
дикий мед, готовят пьянящий напиток из сока «пальмы с безлистым стволом»
(березы) и шьют знаменитые на весь средневековый мир сапоги из мягкой кожи.
Царь принимает дань соболями и восседает на троне в меховой шапке-короне… Эта
ханская шапка сохранилась, она перевезена из Казани в Москву и выставлена в
Оружейной палате. Отличие ее от шапки Мономаха — минимально.
Стычки Булгарии с
русскими князьями за контроль над богатой восточноевропейской равниной и,
главное, — за основную торговую «дорогу» — Волгу, с переменным успехом шли до
начала XIII века, когда домашние распри оказались похоронены под копытами
батыевых коней. Новоиспеченное исламское ханство стало самым северным улусом
Золотой Орды и вернуло себе самостоятельность только через два века, те же два
с лишним века, в течение которых монголы господствовали над Русью. Столицей
новой страны, населенной теперь «татарами» (по имени племени, пришедшего
когда-то с чингисидами), стала Казань, а рядом стремительно расширяла владения
«собирательница земель» Москва. Началось новое, последнее великое
противостояние. Казанцы вместе с союзными ханами Крыма раз за разом
накатывались на Русь, опустошая города и уводя тысячи людей в рабство. Русские
отвечали тем же. За 20 лет, с 1467 по 1487-й, Иван III атаковал ненавистный
город семь раз, пытаясь привести его «под свою руку». Удалось это лишь его
внуку, Ивану IV — первому Царю Московскому и Царю Казанскому.
На
братских могилах нет ни крестов, ни полумесяцев
…Если пройти мимо
стен кремля, оставив позади «летающую тарелку» цирка, к Ленинской дамбе, то на
воде по правую руку можно разглядеть островок с возведенным на нем
пирамидальным храмом-памятником. Идти до островка десять минут, от дамбы к нему
проложена узкая насыпь. Этот островок, который до строительства Куйбышевской
ГЭС был холмом, — братская могила, место погребения воинов Ивана Грозного,
павших при взятии города в 1552 году. Храм-палладиум, пирамида с выходящими на
все стороны света портиками, возведен на склепе. Превращающееся в руины здание
передали православной церкви, и теперь в еще разукрашенном надписями помещении
идет служба. Церковный привратник отпирает железную дверь, за которой вниз, в
склеп, ведут сырые каменные ступени. Первое, на что падает взгляд, — кучка истлевших
костей, сложенных в углу. «Здесь из всех дворянских родов: и Романовых, и
Раевских, и Радищевых… Кости повсюду — как начинаешь убирать, так натыкаешься…
А в Гражданскую еще сколько добавилось!..»
Штурм Казани был
страшно кровавым. Говорят, что англичанину на царской службе Бутлеру не с
первого раза удалось подорвать крепостные ворота. Он долго возился, и к тому
времени, когда наконец справился, стрельцы от нетерпения вошли в боевое
неистовство. В центральном городище очень скоро не осталось ни одной живой
татарской души. Чтобы обеспечить молодому царю триумфальный въезд в кремль,
накануне пришлось всю ночь разгребать дорогу от трупов. Копать могилы было
некогда (тогда б уж точно не успели), поэтому тела на скорую руку привязывали
почетверо к древесным стволам и сбрасывали в Волгу. Это, кстати, оказалось
грамотным пропагандистским ходом. В нескольких сотнях километров ниже по
течению астраханского «коллегу» злосчастного хана Казанского так потрясли
жуткие «плоты», что он в ужасе бежал от русских без боя. «Великолепный город»,
увиденный мифическим царем в речном отражении, перестал быть. Несколько лет
Казань лежала в руинах, и никакие «реставрационные» меры победителей, наверное,
не могли скрасить неизбежного впечатления случайного очевидца: «переломанные»
пополам минареты, пепелища, бездомные собаки, руины, руины…
Странно, что
именно в эти времена и среди этих чуждых московитам по вере руин, под стенами
этого кремля явил себя главный символ мира и единства России — икона Казанской
Божьей Матери. Та самая спасительница, которой молилось и ополчение Минина, и
Михаил, первый из Романовых, и Кутузов, уходя на бой с Наполеоном. 21 июня 1579
года девочке Матрене, дочери стрельца, который участвовал в грозненском
нашествии, явилась во сне Богородица и приказала отыскать свой нерукотворный
Образ в фундаменте сгоревшего дома.
Эта история,
достаточно хрестоматийная, имела, однако, психологический обертон, который
историки обычно упускают, сосредоточиваясь на дальнейших приключениях самой
иконы. А ведь как звучало слово «Казань» для русского слуха до великой находки
и как зазвучало после? Всего 27 лет прошло после похода Ивана IV. Естественно,
завоеванные татарские земли воспринимались пока как вражеские, трофейные,
такие, которые можно и нужно использовать в хвост и в гриву без всякого
зазрения совести. А Богоматерь разом все изменила, обозначив здесь свое
священное для православных присутствие. Теперь казанские берега Волги —
почтенное место паломничества, «фрагмент» Святой Руси, несмотря на то что сама
икона скоро покинула «родной край», а потом, за полгода до Кровавого
воскресенья, и вовсе исчезла. Говорят, когда она будет найдена, общее
возрождение России, с ее Казанью, Москвой, Петербургом и всеми пределами пойдет
несказанно быстро. А пока в татарскую столицу возвращена та копия, что
простояла 11 лет в покоях Иоанна Павла II и отправилась «домой» по его
благословению.
Сразу за явлением
образа Казанской Божьей Матери последовало множество чудес, но все они,
конечно, «касались» христианского населения. Пришельцы из Московского
государства полюбили почву, на которую пришли, но не «аборигенов» этой почвы:
коренному населению волжского города еще долгие десятилетия под страхом смерти
запрещалось входить в кремль. Селиться дозволялось только в удаленной Татарской
слободе.
Повсюду вырастали
церкви — сначала, для скорости, в основном деревянные, хотя уже сразу после
штурма Иван IV заложил церковь Благовещения Пресвятой Богородицы. А в 1593-м
его сын, богобоязненный Федоp Иоаннович, велел: «...pазpушить все мечети на казанской
земле». И категорический этот указ лишь полтора столетия спустя отменила уже
Екатерина, которая, объезжая умиротворенные после пугачевского бунта места
своей державы, почла за благо проявить просвещенную веротерпимость. Так
появилась в Казани первая соборная мечеть после «смутного времени по-татарски»
— мечеть Марджани. С тех пор русские и потомки булгар не истребляли друг друга
больше, а жили все больше по-соседски, прилаживаясь, и незаметно мирили крест с
полумесяцем.
Свобода
фантазии, или Бунтарский запал
Где в Казани
никогда не бывает пусто, так это на «сковородке», в переводе с местного сленга
— на длинной скамейке в той южной части Кремлевской улицы, где она полукругом
обегает клумбу со статуей. Чугунный Володя Ульянов с толстой «барсеткой» в руке
все еще спешит в Главный корпус Университета своего имени. А за ним, чтобы не
преграждать дорогу, валяется на солнце, листает конспекты и обнимается
жизнерадостная молодежь. В Казани, городе традиционно университетском, более
двух десятков вузов и 150 тысяч студентов. Неудивительно, что лица в возрастном
диапазоне от 16 до 25 лет определяют облик города. Владеют им. И человек,
приехавший из Центральной России, сразу замечает некоторое своеобразие: они
здесь несколько иные, чем на Воробьевых горах и у Двенадцати коллегий. Быстрее,
резче, ярче одеты. Все-таки потомки свободных степняков…
В 1804 году
Александр I подписал Указ об основании Императорского Казанского университета,
и тот быстро превратился в ключевое образовательное учреждение всего Поволжья, уникальное
место встречи — теперь уже не товаров и геополитических интересов, а культур.
«Ежели России назначено, как провидел великий Петр, перенести Запад в Азию и
ознакомить Европу с Востоком, то нет сомнения, что Казань — главный
караван-сарай на пути идей европейских в Азию и характера азиатского в Европу»,
— прокомментировал это обстоятельство Герцен. Университет же как раз взял на
себя основную функцию «перенесения» и «ознакомления». Его востоковедческое
отделение (тогда называли — «Восточный разряд») слыло лучшим в России.
Современники завидовали тому, что в Казани можно изучать язык и жить среди его
носителей: тут действовали арабо-персидская, турецко-татарская, монгольская
кафедры, а также — китайско-маньчжурской словесности, санскрита, армянского языка.
Но вскоре высокая репутация «восточного направления» сослужила факультету
дурную службу: Николай I в 1851 году приказал перевести его вместе с уникальной
рукописно-книжной библиотекой и всем преподавательским составом в
Санкт-Петербург. Так что, как видим, от насильственной утечки мозгов, пусть
даже и внутрироссийской, видные провинциальные университеты страдали уже тогда,
задолго до советских времен, когда все ценное реквизировалось в пользу
государства.
Но несмотря на
такое насилие, пульс казанской научной мысли не слабел. Вот, скажем, химия:
во-первых, здесь зародилась единственная в своем роде (по продолжительности
«царствования» и профессиональной продуктивности) династия академиков
Арбузовых. Во-вторых, работали Зинин и Бутлеров — Менделеевы в органической
области (второй из них, как нетрудно догадаться по фамилии, был отдаленным
потомком того самого незадачливого подрывника-англичанина). Здесь, наконец,
Клаус открыл новый элемент, прославивший Россию, — рутений.
Повезло и с теми
областями науки, которые опережали свое время. «Центру» просто не приходило в
голову ими интересоваться, и поэтому развилась, не покидая Казани, неевклидова
геометрия Лобачевского (сам математик 20 лет ректорствовал в университете).
Поэтому в силу смелости мышления, благодаря все тому же скрещиванию
мировоззрений додумался до неаристотелевой логики профессор и поэт Николай
Васильев. На улице Тельмана жил Велимир Хлебников. В скромном доме по улице
Карла Маркса была впервые исполнена новаторская «Поэма экстаза» Скрябина, соединившая
музыку и цвет. Софья Губайдулина, может быть, лучший отечественный
композитор-авангардист, тоже родом из этих неевклидовых краев.
Вся эта фирменная
казанская «революционность фантазии», конечно, подпитывалась и национальным
самосознанием. Несмотря на нивелирующие усилия трехсотлетнего Дома Романовых,
чувство некоторой собственной «инакости», легкого отличия от титульной
имперской нации, осталось. И при случае вспыхнуло как тлевший много сезонов
торфяник.
Казань самой
первой приняла от Петрограда факел советской власти, точно так же, как когда-то
первой она отозвалась на клич Пугачева. Однако на сей раз бунтарский запал
окрасился в отчетливые национальные тона, чудом пробившиеся в предшествовавшие
годы сквозь мощный пласт русской культуры (самую выдающуюся роль здесь,
кажется, сыграл Габдулла Тукай, татарский Пушкин, умерший в 1913 году в
возрасте Лермонтова). Сразу после Февральского восстания группа интеллигентов
из Уфы и Казани провозгласила «Идель-Урал» — татаро-башкирскую республику,
которая объединяла на карте все междуречье Волги и Урала — от Йошкар-Олы до
Оренбуржья. Естественно, этот идеалистический проект существовал недолго даже
на бумаге: в апреле следующего, 1918, года из Питера отправился поезд с
революционными матросами, которые быстро «исправили» сепаратистский уклон своих
татарских товарищей. Тем же летом в Казань еще ненадолго приходили белые, но
Троцкий, расстреливая своих и чужих для тотального устрашения, в сентябре
окончательно решил судьбу города и народа. Кстати, штурмовал он от Свияжска —
то есть тем же путем и почти по тому же тактическому плану, что и Курбский с
Грозным…
Казань
— Кул-Шариф. Приключения «бродячей» мечети
Небезызвестный
князь Андрей Курбский, еще задолго до того, как бежал от Грозного царя в Литву
и вступил с ним оттуда в бесподобную перебранку «по почте», писал, что за
стенами Казанского кремля возвышались «пять прекрасных мечетей». Воевода вполне
успел рассмотреть их все, пока командовал осаждавшими татарскую столицу
московитами. Однако точного местоположения самой знаменитой из них, носившей
имя имама, поэта и солдата Кул-Шарифа, одного из руководителей обороны города,
теперь установить нельзя. Рассерженный упорным сопротивлением казанцев, Иван IV
велел снести ее тут же после удачного штурма города. Золоченые главы мечети, по
преданию, на двенадцати подводах увезли в Москву. Возможно, кстати, именно это
документально не подтвержденное сообщение породило другой миф: якобы собор
Василия Блаженного, возведенный в честь покорения Казани, несет в себе
зашифрованный образ погибшей мечети. Восемь глав московского храма, дескать,
повторяют восемь минаретов Кул-Шарифа, а девятый как символ победы господствует
над ними. Возможно, доля истины здесь есть, во всяком случае, зодчий Постник
Барма одновременно работал тогда и на Красной площади, и в Казани, где возводил
новые стены кремля. Жил в вечной дороге между столицами…
Но «украл» ли
главный город России у главного города Татарии его архитектурную гордость или
нет, а в новые времена справедливость восторжествовала. Казань снова получила
«свое». Десять лет назад татарское правительство постановило «воссоздать»
Кул-Шариф в южной части кремля. В 2005 году крупнейшая мечеть Европы была
достроена, 26 июня в ней прошло первое богослужение.
Казань
— архитектура. Слой за слоем…
Вдревнейшие
времена, как и сейчас, сердцевиной города был кремль с его посадом, вокруг
которого по берегам реки Казанки и озера Кабан выросли первые слободы. Ничто не
изменилось в этой композиции и сразу после русского завоевания в 1552 году, а
вот к самому концу XVI века бывшая ханская столица утратила свое зодческое
единство. По существу, она распалась на два города: в Верхнем жили
преимущественно царевы служилые люди и переселенцы, а в Нижнем — выселенные из
кремля татары.
В XVII и первой
половине XVIII столетия Казань продолжала расти, как ей вздумается, уходя за
Казанку и поднимаясь на близлежащие холмы. Причем в архитектурном смысле
Верхний город все больше приобретал русско-европейские (дворянские и
купеческие) черты, а внизу тогда еще «полузаконные» мечети и деревянные дома
мусульманского типа создавали образ традиционной, национально-замкнутой жизни.
Вскоре после
недолгого пребывания в будущей столице Татарстана пугачевцев власти взялись за
ум во всех отношениях. Например, был составлен первый официальный
градостроительный план. С 1774 года его автор, «архитектурии поручик» Кафтырев,
усердно перестраивал Казань по «образцовым проектам», единым для всей
Российской империи. На казанской почве они привели к возведению в кремле
ансамбля Присутственных мест, а также к заложению многих типовых архитектурных
конструкций. От самого кремля с одной стороны радиально отходили широкие
Проломная, Воскресенская (Кремлевская) и Арская улицы, а с другой, в
направлении Кабана и канала Булак, — Вознесенская (Островского), Московская
(Кирова) и Екатерининская (Тукаевская). Татарские слободы также приобрели новую
упорядоченность в несколько «аракчеевском духе»: строившиеся испокон веку на
углах кварталов мечети «переехали» на площади (подобно церквям), а в
бессистемном нагромождении зданий и «зданьиц» пробили широкие «тоннели».
Впрочем, наиболее значительные старинные постройки остались нетронутыми. И
сегодня здесь можно видеть так называемый дом Шамиля со шпилями и башенками,
одновременно наводящими на мысль о западной готике и об исламских
градостроительных экспериментах в Андалусии (принадлежал он богатому татарскому
купцу Апакову, чья дочь вышла замуж за сына горского имама).
На углу улочек
Кунче и Сафьян (их названия напоминают о традиционном ичижном и кожевенном
мастерстве казанцев) вам покажут дом Апанаевых со скрытым фронтоном, барочными
полукруглыми оконцами и крытой деревянной галереей, соединяющей основное здание
с двухэтажными каменными постройками во дворе. Все это лучше слов повествует о
быте и вкусах старого татарского купечества.
Так называемый дом
Шакир-солдата объединял под своей крышей квартиры, конторы, конюшни, каретник,
баню, флигеля для прислуги, холодные службы. А с виду он не так велик и
привлекает внимание разве что «арабской» верандой над входом и стрельчатыми
«арками» окон. Вот еще одна характерная черта традиционной Казани: внешний вид
помещений «ничем не предвещает внутреннего».
Современный
городской ансамбль, окружающий кремль, как и внутренний комплекс казанской
«крепости», в главных чертах сформировался к середине XIX века. В центре с тех
пор все более или менее сохранилось, остальное «перелопачено» советскими и
постсоветскими временами. Особую роль сыграл послереволюционный жилищный
кризис: именно в 20-х город превратился в царство коммуналок. Семьи казанцев
сотнями заселялись в бывшие доходные дома и гостиницы вроде «Франции» на
Воскресенской улице близ Александровского пассажа или некогда славных своими
трактирными шашлыками номеров Афанасия Музурова на Рыбнорядской площади. Они,
кстати, были снесены только в прошлом году из-за строительства метро.
Естественно, все эти сооружения быстро теряли «товарный вид» как изнутри, так и
снаружи. Кроме того, большевистская власть, естественно, уничтожила массу
памятников по политическим причинам: согласно декрету Совнаркома в кратчайшие
сроки ликвидировались все главные «старорежимные символы». На площади у
Гостиного двора был снесен монумент Александру II. При «благоустройстве»
Театральной площади в начале 30-х снесли бронзовую статую Державина. С 1928 по
1930 год расквартированным в Казани полком латышских стрелков было взорвано
более половины церквей, монастырей и мечетей. Последний идеологический взрыв
произошел в 1936-м — его жертвой пал Владимирский собор…
Что-то по большому
счету строить взамен уничтоженного власти начали только в пятидесятых, когда
город официально поставили на «капитальный ремонт» ввиду того, что к нему
должны были подойти воды нового Куйбышевского водохранилища. Тогда соорудили
речной вокзал. После 1957 года Казань, подобно Москве, сделалась «портом пяти
морей». Были реконструированы старые и устроены новые дамбы. Из зоны затопления
«вывезли» и поставили на новом месте целые жилые кварталы. По приходу большой
волжской воды изменился сам облик татарской столицы: именно с этого времени
берет начало знаменитый вид Казанского кремля, который новые поколения считают
«естественным» и само собой разумеющимся.
Далее все шло
примерно так же, как во всем Союзе. В 1960 году «инспекционный» визит Хрущева
придал массовому строительству новое ускорение. Как грибы стали расти дворцы —
политпросвещения, спорта, культуры, химиков. Появились Концертный зал
Консерватории, новый пригородный вокзал и цирк на 2 500 мест, похожий на
летающую тарелку, которая приземлилась как раз на место древней ханской ярмарки
Ташаяк. Этим необыкновенным зданием особенно гордилась Казань в те годы
космических побед, и оно действительно уникально по конструкции: конус и купол,
сооруженные из особо прочного железобетона, были соединены без дополнительных
опор.
Но, как ни
странно, внимание партии и правительства к другим городам быстро развивающейся
промышленной Татарии — нефтяному Альметьевску, автомобильным Набережным Челнам
и нефтехимическому Нижнекамску — вскоре несколько затормозили развитие Казани.
К концу советского времени оно практически остановилось, и «коммунальные»
кварталы довоенного образца, о которых говорилось выше, быстро приходили в
негодность. В 1996 году президент Шаймиев принял волевое решение: вложить
значительную часть бюджета в полное разрушение этих трущоб и переселить всех их
жителей в новые кварталы на окраины города. По статистике 2004 года, этой
приятной, но хлопотной процедуре подверглось уже 35 тысяч казанских семей. Надо
сказать, впрочем, что в описанную квазисоциалистическую программу закладывалась
и рыночная составляющая: освободившееся после сноса ветхого жилья пространство
предполагалось распродать частным лицам и застроить по коммерческим ценам.
Дефолт 1998 года несколько приостановил этот процесс, но с наступлением нового
тысячелетия он возобновился не без общих для всей России «издержек», к
сожалению. В экономическом ажиотаже пострадали многие ценные памятники
деревянной казанской старины. Ряд районов застраивался ураганными темпами,
облик кварталов, известных старожилам с детства, менялся до неузнаваемости.
Сами старожилы очень огорчены. Остается утешаться тем, что новым поколениям
будет мил тот реальный город, в котором они проживут жизнь, а не
ностальгическая Казань прошлого века.
Казань
— транспорт. Догнать и перегнать Стамбул
На протяжении
многих веков город успешно обходился всего двумя видами транспорта — гужевым и
водным. Причем пассажирские пароходики местной пивоваренной фирмы «Оскар
Петцольд» и грузовые баржи ходили не только по Волге, но также по цепи
казанских озер (Ближний, Средний и Дальний Кабан), а также по протоке Булак,
которая в половодье позволяла волжским баржам приставать прямо к набережной
Торгового посада.
Но если «великая
русская река», которой «Вокруг света» посвятил в предыдущем номере материал в
рубрике «Большое путешествие», и сегодня остается столбовой дорогой для
пассажиров и грузов, то на память о работящих казанских лошадях здесь осталась
разве что парадная карета Екатерины II. В ней императрица разъезжала по Казани
в мае 1767 года, а теперь бронзовое изваяние ее «экипажа» стоит на местном Арбате
— улице Баумана.
Однако кони возили
по Казани не только царей. В XIX столетии здесь стояли на учете десятки
извозчиков, бравших за проезд от 20 до 80 копеек в зависимости от расстояния.
Зимой у тротуаров появлялись особые татарские возницы, имевшие сугубо местное
прозвище «барабузы» от слова «барабыз!» — «поехали!» Это был самый дешевый
транспорт, поскольку все «средство передвижения» представляло собой
сани-розвальни с брошенным поверх тюфяком, на котором предлагалось восседать
пассажирам.
В 1875 году в
Казани, первой после Петербурга и Москвы, появилась конка. От той эпохи
осталось название одного из самых дальних и поныне районов — «Петрушкин
разъезд», рядом с тогдашним устьем Казанки. Здесь приходилось преодолевать
крутой подъем. Двум лошадям, как правило, не удавалось втащить на него
переполненные вагончики, поэтому у самого взвоза держали запасную, пристяжную,
которая ни на что другое не годилась, как только на минутку помочь своим
работягам-«товарищам» и снова идти отдыхать. Легкий и редкий труд был ей явно
не в тягость, она отличалась веселым нравом и, помогая втаскивать конку, всегда
пританцовывала. За это казанцы прозвали ее Петрушкой, отсюда и топоним.
Среди российских
пионеров электрического транспорта город тоже оказался в первых рядах, уступив
первенство, кроме имперских столиц, только Киеву и Нижнему Новгороду. По случаю
открытия в 1899 году первой рельсовой линии даже устроили специальный крестный
ход на Евангелистовской площади. Первым хозяином казанского трамвая было
Бельгийское Акционерное Общество, и вагоны привозили прямо из Бельгии. До
революции на них можно было прокатиться (с максимальной скоростью в 25 км/ч) по
Волго-Проломной, Воскресенской, Грузинской, Екатерининской и Круговой улицам.
Каждый вагончик, а
они были открытыми и закрытыми, разделялся на первый и второй классы, причем в
закрытых трамваях первым классом считалась задняя половина вагона с площадкой,
а в открытых — все скамейки, за исключением самой передней. Трамвай оставался
излюбленным средством передвижения горожан до 1917 года и совершенно не работал
с 1918 по 1922-й из-за недостатка электроэнергии и прочих тягот военного
коммунизма. Только с 1922 года началось восстановление и расширение маршрутов.
И сегодня, несмотря на запуск первой очереди метро, этот экологически чистый
транспорт пользуется у казанцев популярностью. Конечно, пятый в XIX веке по величине город России не мог обойтись и без
«чугунки». Железная дорога добралась до татарских земель еще в 1833 году, но
долго не имела желаемого эффекта из-за отсутствия соответствующего моста через
Волгу. Знаменитый питомец Казанского университета, поэт и «председатель Земного
шара» Велимир Хлебников даже и в 1913 году еще сетовал: «чтоб попасть в Саратов
или Казань, нижегородец должен проехать в Москву». Но уже через несколько
месяцев после опубликования «Рява о железных дорогах» (из него — эта цитата)
мост появился. Сейчас как раз исполняется 92 года с тех пор, как первый поезд
из Москвы, попыхивая паровозным дымом, приехал на Казанский вокзал. Кстати, в
XXI веке город является крупнейшим железнодорожным узлом всей Федерации.
Заметной же
авиагаванью столица Татарстана стала в семидесятых годах прошлого века, когда в
ее окрестностях заработал новый аэропорт «Казань-2». В 90-х он стал
международным: здесь приземляются самолеты из Франкфурта и Стамбула. Местные
транспортные власти надеются, что когда-нибудь Казань станет таким же мощным
центром воздушных коммуникаций, как и эти два города…
Татарская столица,
конечно, не Венеция, но и здесь не нужно сбивать ноги, чтобы выйти к водному
пространству. Город так и был задуман — он вырос на реке Казанке, в системе
Великого Волжского торгового пути, хотя, говоря строго, большая Волга пришла в
город Куйбышевским водохранилищем только в 50-е годы. Теперь центр Казани
окружен водой с трех сторон: Волгой и Казанкой — с запада и севера, и цепью
озер — с юго-востока. Протока Булак, забранная не так давно в бетонную
набережную, играла в древности роль водного рубежа кремлевской обороны, а также
вполне мирную хозяйственную: по ней в высокую воду подвозились к базарам разные
товары. Кроме того, помимо больших были в Казани и малые озера: например Черное
(сохранилось название разбитого на том же месте городского сквера и прилежащей
улицы). На площади Свободы, там, где теперь высится здание Правительства и
Госсовета Республики Татарстан, также плескался чистейший водоем, прозванный
горожанами «бассейном». Из него забирали воду для питья и тушения пожаров. Как
память осталась улица Бассейная… А вот от засыпанных Ключевого, Банного и
Груздеева озер (последнее занимало котловину под нынешней гостиницей
«Татарстан») не осталось даже топонимов.
Можно представить
себе, какой Казань представала очевидцу в «эпоху обильных вод». Вот что пишет
директор Казанского университета профессор И. Яковкин в статье «Замечания,
наблюдения и мысли о снабжении города Казани… водою» в журнале «Заволжский
муравей» от 1833 года: «Черное озеро наполнялось прежде из весьма обильных
ключей мягкой, чистой и здоровою водою, которая по трубе переливалась в Банное
озеро, имевшее посему всегда проточную и свежую воду… Вода Черного озера
столько была превосходна пред прочими, что, по уверению старожилов Казанских,
со всего города Казани калачники и хлебники приходили за нею и брали, дабы на
ней растворять свои калачи и хлебы для придания им пышности и приятнейшего
вкуса. Но ключи нарочно засорили, выстроили на их месте восточную линию
Кузнечного ряда и остатки прежней превосходной воды беспрестанным вновь
засариванием всякою нечистотою перегнали на нынешнее место, не дав воде ни малейшего
протока и движения, и чрез то с Банным озером произвели посреди самого города
для жаркого летнего времени две вонючие и тошнотворные, и вредоносные лужи».
К чести города, в
последние годы водица, в том числе в озере Ближний Кабан, исторически «поившем»
не только самих казанцев, но также мыльное и кожевенное производства,
значительно очистилась и там даже заплескалась рыба. Рыбалка у татар
чрезвычайно популярна и зимой, и летом. Энтузиасты говорят, что чуть ли не вся
ихтиофауна России, включая угря, хариуса, форель, сига, тайменя и даже камбалу,
встречается в бассейнах рек и речек вокруг Казани (впрочем, чучело последнего
«документально подтвержденного» хариуса уже сто лет, как хранится в
Зоологическом музее университета). А сом, жерех, судак, лещ, щука и сазан —
дело совсем обычное. Пока. Новые времена, судя по всему, угрожают и им:
например, в прошлом году в городе состоялись официальные состязания подледных
рыбаков под девизом «Поймай тридцать тысяч!» И — ловили ведь…
Казань
— Сабантуй. Праздник, который всегда с татарином
Этим словом, в
буквальном переводе означающим «праздник плуга», обозначается древнейшее и,
пожалуй, главное торжество татар и башкир (оба народа происходят от
средневековых булгар-землепашцев).
Его отмечают в
июне, когда посевная страда в основном заканчивается и сам жизненный
крестьянский цикл, пусть далеко не настолько актуальный сегодня для всех, как
раньше, наводит на мысль о том, чтобы отдохнуть. В самом деле — никакой шариат
за все века казанского ислама не смог победить стремления местных жителей
порезвиться в начале лета. Кто выше вскарабкается на скользкий столб, кто
одолеет всех в бою мешками на перекладине, кто быстрее пробежит заданную
дистанцию с полным ведром воды в руке — современные татары все так же ежегодно
выясняют между собой эти вопросы. И еще более экстравагантные: как, не уронив,
пронести между деревьями яйцо на ложке, зажатой во рту? И можно ли победить
соперника в единоборстве, вовсе не прикасаясь к нему руками, а только
перетягивая, затягивая, утягивая вниз и подтягивая к себе специальным поясом
(этот национальный вид спорта называется куреш)?
В общем, Сабантуй
— настолько веселое мероприятие, что известен он даже за пределами своей
прародины. В 2005 году его праздновали во всех российских городах, где есть татарские
диаспоры. Что же касается самой Казани, то по случаю ее 1000-летия торжества
приобрели особые размах и краски. Местные власти щедро раздавали победителям в
разных видах программы — наездникам, штангистам, борцам — «шестерки», «десятки»
и «оки», баранов, ковры и домашние кинотеатры…
По материалам: «Вокруг света»
