С.П. КАПИЦА доктор физико-математических
наук,
профессор, главный
редактор журнала "В мире науки".
Человечество переживает эпоху глобальной
демографической революции — время, когда после взрывного роста население мира
круто меняет характер своего развития и внезапно переходит к ограниченному
воспроизводству. Это величайшее по значимости событие в истории человечества с
момента его появления в первую очередь проявляется в динамике народонаселения.
Однако оно затрагивает все стороны жизни миллиардов людей, и именно поэтому
демографические процессы стали важнейшей глобальной проблемой мира и России.
Этот социальный заказ связан с критическим
состоянием мирового сообщества в эпоху демографической революции, требующей
нового понимания всей истории человечества. Недаром такие крупные историки, как
Ф. Бродель, К. Ясперс, И. Валлерстейн, Н.И. Конрад и И.М. Дьяконов, утверждали,
что есть только метаистория — история всего человечества, которая и является
фундаментальной проблемой в науках об обществе. От их фундаментального
понимания зависит не только настоящее, но и (после текущей критической эпохи
перемен) предвидимое будущее, приоритеты и неравномерность развития,
устойчивость роста и глобальная безопасность.
Количественное описание процессов истории
дает феноменологическая теория роста человечества, опирающаяся на понятия и
методы физики, а ее выводы должны быть сопоставлены с представлениями
антропологии и истории экономики и генетики.
Политический кризис обществ носит мировой
характер, и его предельной реалией, несомненно, стало ракетно-ядерное оружие и
сверхвооруженность некоторых стран. Однако все бессилие силы, выраженное в
концепции «сила есть, ума не надо», наглядно показали и распад Советского
Союза, и вторжение в Ирак, когда именно идеология, программное обеспечение
политики оказались «слабым звеном» несмотря на громадные, практически
неограниченные по своей мощности вооружения.
В книге «Пределы силы. Конец американской
исключительности» А. Бачевич указывает на «глубокий кризис, постигший Америку,
экономика которой находится в полном разладе, и ее уже невозможно больше
поддерживать путем экспорта». Он утверждает, что «...правительство,
преобразованное имперским стилем президента, только по форме является
демократическим. Вовлечение в бесконечные войны, подчиненное увлечению военной
силой, стало катастрофой для политической системы. Эти нарастающие проблемы
угрожают всем нам — и республиканцам, и демократам». Идея Клаузевица, что
«война есть продолжение политики иными средствами», больше не применима в силу
тотальной мощи современного оружия.
С.П. Капица доктор физико-математических
наук (фото: журнал Экология и жизнь)Таким образом, демографическая революция
выражается не только в демографических процессах, но и в разрушении связи
времен, распаде организации и водворении стихии хаоса. Это находит отражение в
некоторых веяниях современного искусства, постмодернизма в философии, а также в
распаде политических структур. Мы видим распространение и откат к множеству
лженаучных представлений — от креационизма, астрологии и телепатии до
мистических учений и магии. Так происходит распад организационной структуры
мышления современной науки, основанной не столько на традиции и авторитетах,
сколько на взаимозависимой экспертизе и всесторонней проверке результатов.
Столь различные, в том числе и по
масштабу, явления указывают прежде всего на общие причины, появившиеся в эпоху
глобального демографического перехода, когда внезапно проявилось и возрастает
несоответствие общественного сознания и мотивации развитию технологического и
экономического потенциала. В результате стремительных перемен при глобальной
демографической революции растет социальное и экономическое неравенство — как
внутри развивающихся стран, так и в развитых странах. Это сопровождается
растущим неравновесием в обществе при распределении результатов труда,
информации и ресурсов, что видно и в преобладании местной самоорганизации над
государственной организацией, и в кризисе рынка с его коротким горизонтом
видения по сравнению с более долгосрочными социальными приоритетами развития и
инициативой государства в управлении обществом.
Однако объяснение этого коренного
изменения исторического процесса требует развития наших взглядов. Вместе с тем
пришедшие из прошлого отвлеченные и во многом устаревшие концепции некоторых
философов, теологов и идеологов приобретают значение, если не звучание,
политических лозунгов. Возникает и неуемное желание «исправить» историю и
приложить опыт прошлых веков к нашему времени. Но предельное сжатие
исторического времени приводит к тому, что время виртуальной истории слилось со
временем реальной политики — временем, когда процесс выработки идеологий и
исторический процесс достижения экономического равновесия и социальной
справедливости, ранее занимавшие века, теперь обострились и требуют нового
осмысления, а не слепого служения прагматизму текущей политики. Эти
представления о сжатии времени приводят к тому, что для современной молодежи
Сталин и Ленин, Николай II и Наполеон, Навуходоносор и Христос — все слились в
далеком прошлом в Plusquamperfect мировой хронологии.
Рассматривая численный рост, следует
обратить внимание на то, что развитие общества путем информационного механизма
— это процесс в основе неравновесный и необратимый. Он в корне отличается от
вальрасовых моделей экономического роста, где архетипом является термодинамика
равновесных систем, в которых происходит медленное, адиабатическое развитие, а
механизм рынка способствует установлению детального экономического равновесия
(тогда процессы обмена в принципе обратимы и понятие собственности отвечает
законам сохранения). Однако эти представления в лучшем случае действуют
локально и неприменимы при обосновании необратимого и неравновесного
глобального процесса развития, происходящего при распространении и умножении
информации. Недаром экономисты со времен раннего Карла Маркса, Макса Вебера и
Йозефа Шумпетера отмечали влияние нематериальных факторов в нашем развитии, о
чем недавно заявил Фрэнсис Фукуяма: «Непонимание того, что основы экономического
поведения лежат в области сознания и культуры, приводит к распространенному
заблуждению, согласно которому материальные причины приписывают явлениям в
обществе, принадлежащим по своей природе в основном области духа».
В результате гигантского роста
производительности труда, когда на производство одной автомашины среднего
класса идет десять рабочих часов, в развитых странах рабочая сила перемещается
в сферу услуг. Так, в 2006 г.
в США 1—2% рабочей силы было занято в сельском хозяйстве и 17% — в
производстве. В Германии еще в 1999
г. оборот в секторе информационных технологий стал
больше, чем в автомобильной промышленности — столпе немецкой экономики. В
настоящее время самый большой рост числа научных работников происходит в Китае,
где развитие науки стало национальным приоритетом, и 150 тыс. китайцев учатся в
США. От китайских ученых и тех, кто получил образование в США, Европе и России,
можно ожидать нового прорыва в мировой науке, а опыт Японии и Южной Кореи
показывает, как страны Востока могут быстро модернизироваться. Например, в
Индии экспорт программного продукта в 2007 г. достиг 50 млрд долл. и стал сравнимым с
затратами на закупку нефти — так в экономике интеллектуальный продукт
становится самым ценным.
Более того, именно в этом секторе
экономики возникает никогда ранее не существовавшее качество продукта.
Оказывается, что представления о равновесии рынка и понятие об интеллектуальной
собственности противоречат основным свойствам информации. Действительно, при
распространении информации она не только сохраняется, но интенсивно и
необратимо умножается, прежде всего в самой науке и образовании. Поэтому в
рамках линейных моделей мы приходим к невозможности редукции нелинейного
квадратичного роста суммой линейных процессов, рассматриваемых в экономике.
Так, в современном мире возникает противоречие между временем развития системы
знаний и их поддержкой и распространением в обществе, и временными масштабами
механизмов и целями рыночной экономики. Это хорошо видно при сравнении времени
реализации результатов фундаментальных исследований, мотивированных познанием
природы, человека и общества, со временем практики инновации и развития самой
экономики.
С появлением фундаментального научного
знания наука развивается уже независимо, как единое глобальное явление в
мировой культуре с общим проблемным, информационным, а теперь и кадровым
пространством. Если в начале Нового времени, в эпоху Возрождения во времена
Везалия и Гуго Гроция, Коперника и Ньютона языками науки была латынь, затем
французский и немецкий, то теперь ее языком стал английский. Глобальный
механизм развития науки и проект Просвещения XVIII века открыли новые
возможности для создания единой, целостной картины мира. Поэтому в
постиндустриальную эпоху так остро востребован и современный междисциплинарный
синтез наших представлений о мире. К сожалению, кризис в науках об обществе при
росте все усиливающейся специализации знаний и при отсутствии интегрирующих и
синтетических концепций мешает развитию современных представлений о природе
человека и особенно его общественного сознания, что стало важнейшей задачей
современной науки. Значительный культурный и моральный опыт человечества
обобщен в наследии и этических нормах «мировыми религиями», но их диалогу между
собой и с наукой мешают труднопреодолимые различия, закрепленные в абсолютизме
статичной догматики веры.
В настоящее время внимание приковано к
глобализации (в первую очередь к финансовым и торговым связям, охватившим
человечество). Однако заметим, что развитие человечества с самого начала имело
глобальный характер. Со времен палеолита человек расселялся по всему земному
шару, но и тогда, хоть медленно, но верно, все связи, охватывающие мир,
формировались в масштабе времени, пусть и занимавшего сотни тысяч лет. Сейчас
это происходит быстрее, чем за одно поколение, как это случилось, например, с
сотовой телефонией и Интернетом. Поэтому глобализация науки привела к тому, что
задачей национальной научной политики становится вклад в мировую науку,
отвечающий общим высоким требованиям. Но использование результатов мировой
науки невозможно без понимания того, что происходит на мировой арене. Это
определяется мерой интеграции национальной науки в мировую и очень существенно
для России.
Фундаментальная наука и образование (и
«знаковая» культура) должны поддерживаться государством и управляться
обществом, для которых длительные приоритеты определяются социальным заказом, а
не только рынком с его критерием быстрой эффективности. Это приводит к
трудностям реализации рыночных законов в области образования, науки и инновации
при управлении на основе краткосрочных монетаристских механизмов, и эти
противоречия в современном мире только обостряются. Подчеркнем, что наиболее
эффективно фундаментальная наука влияет на развитие через образование, и
поэтому так важна интеграция ученых с университетами. В мировой науке
фундаментальные открытия традиционно публикуются и сразу становятся
общедоступными. В конечном итоге то же происходит с крупными явлениями культуры
и искусства. Весьма поучителен пример преодоления распространения патентных
прав на геном человека.
Другой опыт показывает, что монопольное
ограничение прав на программное обеспечение, как видно из спора «Windows» и
«Linux», стало тормозом в развитии, равно как и попытки распространить
авторские права на такие своды знаний, как «Британская энциклопедия», от чего,
как известно, со временем отказались. В США Массачусетский технологический
институт представил в открытом доступе все издания трудов и методические
материалы. Симптоматично и решение французского правительства сделать
бесплатными для молодежи все главные музеи страны.
Результатом ограничений становится либо
рост пиратства и нарушение так называемых авторских прав, либо все это ведет не
только к торможению развития и увеличению экономических градиентов в мире, но и
к возрастающему информационному монополизму и образовательному неравенству. Эти
новые социальные градиенты могут породить и новые противоречия, и даже
конфликты.
Демографический фактор, тесно связанный с
культурой и тем самым с идеологией, указывает на особую напряженность на стадии
прохождения демографического перехода, что становится постоянным источником
опасности при возникновении войн и вооруженных конфликтов, прежде всего в
развивающихся странах. Более того, само явление терроризма выражает состояние
социальной напряженности, как это происходило на пике демографического перехода
в Европе во второй половине XIX века и начале века XX, поскольку террор — это
симптом состояния, а не причина напряженности общества.
Следует подчеркнуть, что от терроризма
гибнет значительно меньше людей, чем, скажем, в результате дорожно-транспортных
происшествий. В России ежегодно на дорогах гибнут 30 тыс. человек, или 85
человек ежедневно, что равно количеству людей, гибнущих при авиакатастрофе
одного пассажирского самолета. Мировые потери от ДТП — это 1,5 млн человек в
год, или 4000 человек ежедневно, и эти цифры почему-то предпочитают не
замечать. Иными словами: не представляется ли обывателю каждый водитель
потенциальным террористом?
В оборонной политике демографические
ресурсы ограничивают численность армий, что требует модернизации вооруженных
сил. Возрастает роль техники — и для вооруженности армии, и при использовании
вооруженных сил для полицейских функций, и, наконец, для того, что принято
называть психологической войной и управлением сознанием.
Именно поэтому так возрастает роль
идеологии и распространения идей путем активной пропаганды, рекламы и самой
культурой, в том числе и религией. Так культура становится действенным фактором
в современной политике, а информация — ее инструментом. В развитых странах,
завершивших демографический переход, эта тенденция уже видна в смене
приоритетов в политике и практике СМИ в современных конфликтах.
Не меньшее значение приобретает
информационный сектор экономики и СМИ в образовании и здравоохранении, который
в развитых странах превышает индустриальный и аграрный секторы. Более того,
этот «мягкий» сектор экономики служит для достижения физического и духовного
равновесия в обществе, нарушенного в стрессовую эпоху демографической
революции, отмеченную такими явлениями, как резкое уменьшение числа детей в
развитых странах, распад семьи, другими проявлениями кризиса — такими как
потеря доверия.
Перечисленные здесь следствия из
представленной картины человечества призваны показать новое понимание явлений в
истории и увидеть, что происходит во время демографической революции.
Приведенные примеры и эпизоды, естественно, не обладают сколько-нибудь удовлетворительной
полнотой анализа и представления о масштабе проблем, однако они могут побудить
исследователей к расширению наших представлений при учете глубокого влияния
демографической революции на нашу жизнь, учитывая, что мир находится в самом
разгаре стремительных перемен. Здесь, быть может, наиболее существенно связать
глобальную модель нашего развития с доминирующими в современной экономике и
социологии представлениями и осознать всевозрастающее значение информационных
факторов как в современной жизни, так и в истории человечества.
Каким будет наш мир после глобальной
демографической революции? Оставляя в стороне маловероятную возможность мировой
войны и другие, столь популярные в некоторых кругах апокалипсические сценарии,
можно предположить, что наступит относительно спокойный режим развития. Он
будет проходить при постоянной численности народонаселения и, возможно,
приведет в результате глобальной устойчивости роста к самоорганизации структур
с временным периодом порядка продолжительности поколения. Поскольку численный
рост прекратится, развитие человечества будет связано с качеством жизни при
некотором увеличении продолжительности жизни поколения. При этом современный
уклад существенно не изменится, поскольку природа человека останется
неизменной.
Между тем картина станет
существенно другой при изменении его природы — самого качества человека.
Картина известного нам взрывного развития человечества связывает его со
спонтанным появлением одного или двух генов, определяющих сложность нашего
мозга. С тех пор биологически человеческий род мало изменился, но именно это
приводит к мысли о возможности коренного изменения нашего сознания. Это может
произойти не вследствие случайных мутаций, а в результате развития современных
методов воздействия на геном: возможности генной инженерии и нанобиологии
растут на наших глазах.
Автор обращает внимание на эти факты,
однако воздерживается от каких-либо прогнозов, поскольку нам в первую очередь
следует пережить современный решительный поворот в развитии человечества,
невольными участниками которого мы стали, захваченные в турбулентный хаос
текущей истории.
«Известия Науки»