Жизнь в объятиях Отца Небесного —
воистину это жизнь монашеская. Монах — это очнувшийся распутный сын, для
которого все прошедшее, настоящее и будущее слилось и замерло в один нескончаемо
долгий момент сладчайшего самозабвения на груди Отеческой…
Вопль покаянной мольбы еще на
устах, но сердце - сердце уже давно услыхало ответ и само успело ответить своим
воплем, воплем счастья от исчезновения в неизследимой бездне всепрощения и милосердия
Божия!..
*******
Тяжкий грех нерадивого,
недостойного инока не только пред Господом, но и пред обществом, на копеечки
которого он живет безбедно, ест и пьет досыта, не платя за это примерною
Богоугодною жизнью…
*******
Всем, которые призывают
монашествующих к служению миру обычными человеческими средствами и силами
(устроение школ, больниц и т. п.), нельзя ли ответить следующей весьма
поучительною страничкою Евангелия: в дому Лазаря возлежал Спаситель… у ног Его
— Мария, в порыве сердечной признательности к возлюбленному Учителю, столько
Благодетельному, льет драгоценное миро. Поднимается знаменитый протест, начатый
столь небеззнаменательно Иудою: «К чему такая трата? Сколько нищих можно бы
ценою этого мира облагодетельствовать, и не жестокость ли к ним то, что делается
вместо этого благодеяния?!». Известен ответ на это Господа, которому с трепетом
дóлжно внимать каждое исполненное истинно-монашеских намерений сердце: «Не
дейте ея, да в день погребения Моего соблюдет е. Нищия бо всегда имате с собою,
Мене же не всегда имате!»… (Ин. 12, 7–8). Итак, монах (мы разумеем именно монаха,
а не пародию на него) есть сострадатель Господа, льющий
пред Ним драгоценнейшие всякого мира постоянные источники слез покаяния,
умиления и умилостивления. Монах есть тот, которому сказано: «Остави мертвых погребсти
своя мертвецы», хотя бы это был родной отец! (Мф. 8, 22). Монах есть тот, о
котором сказано: «Не угодно есть нам, оставльшим Слово Божие, служити
трапезам», хотя бы это были трапезы для убогих вдовиц (Деян. 6, 2). Монах есть
безотлучно приседящая у ног Иисуса Мария, которой ни на минуту не следует быть
Марфой, служащей не «единому на потребу». Правда, Господу принадлежит это
изречение — «Мне сотвористе»… напитавшие алчущего, напоившие жаждущего! Но, когда
Сам Он, алкавший и жаждавший, возлюбил более усердие Марии, насыщавшей у Его
ног свою духовную алчбу и жажду, и упрекнул Марфу, хлопотавшую более о телесных
нуждах, то этим — думаю — отнимает всякие основания упрекать монашество за то, что
оно по идее своей предпочитает более неотлучное внимание глаголам Господа,
нежели школы и больницы, т. е. заботу о телесных нуждах ближнего, имеющих безразличное
отношение к его спасению. Но, может быть, это покажется жестокостью и
противоречием заповеди о любви к ближним. Да, это так и есть, если монах
неистинный, если он имеет деньги, если он имеет свободное от Богомыслия и
молитвы время, если он сохраняет соприкосновение с миром, чего всего у
совершенного инока быть не должно…
В достигших совершенства иноках
открывает Господь дар и «служения ближнему», но это уже гораздо более
совершенный дар, чем всякая земная любовь и дела человеческого милосердия: это
было именно служение спасению ближнего нравственною помощью, советами
(старчество) в затруднительных случаях жизни, имеющих значение для спасения, и
немощах душевных и телесных (в последних опять таки сколько нужно это делу
спасения). Но замечательно, что и здесь монах сохраняет вполне законную свободу
служения Господу в целях личного своего спасения. Величайшие из подвижников
тяготились даже и таким служением ближним, как их духовная польза и спасение, ибо,
притекая во множестве к подвижнику, они день и ночь докучали ему и разлучали
его от Господа, к Которому безраздельно устремлена была вся душа его. Многие из
подвижников положительно не выносили этого и бежали опять в леса и пустыни. Из
них многие уносили с собою даже и дар чудотворения, которым они могли оказать
живущим в мире столько благ, гораздо более ценных, чем все больницы и школы
мира. Упрекать ли этих св. Боголюбцев в жестокости и нарушении закона любви к
ближнему!?… Впрочем, нельзя не согласиться и с тем, что иные — обязанности по
отношению к ближнему монахапустынножителя, который ничем от мира не пользуется
и не зависит, и иные — монаха, окруженного миром, хотя бы и отделенного от него
каменною оградою. Раз монахи позволяют, чтобы мир служил им «от имений своих»,
долги любви, и правды требует, чтобы и монах послужил несчастным и нуждающимся
мира — все равно благотворительными ли то заведениями, или частною помощью. Иначе
— его отношение к миру ничем не лучше будет недостойной монаха эксплуатации
мира.
*******
Монах — жертва Господу тех, кто
не всегда может приходить молиться, кто не умеет как дóлжно молиться, кто не
все понимает в молитве и кто не всегда способен молиться. На монаха более всего
указывает наставление Златоуста мирянам: «Сотвори имя твое знаемо, да в церкви
Божией молитва за тя к Богу яко фимиам возносится: и свеща твоя всегда да
светится в церкви и просфора твоя такоже» (Пролог, Апр. 27). Монах именно и
есть как бы постоянная благоуханная молитва мирянина, его свеща, всегда светящаяся
за него в церкви, его просфора, за него всегда подаемая!
*******
Монашество есть, между прочим,
сильный молчаливый протест против развращенности, пресыщенности и многомятежной
суетности мира. Для силы этого протеста не нужно количество протестующих;
достаточно их качественное превосходство в устроении жизни по истинно-разумным
и жизненно-здравым началам скромности, воздержания, целомудрия и нестяжания.
*******
Что худого, по-видимому, в том,
если бы я на земле пожил как человек, напр. в браке? Для чего это нужно —
отказывать себе в том, в чем не отказывают миллионы людей и в том числе
множество людей достойнейших? Для чего это насилие над природой, когда полный
здоровья и сил человек отказывается от счастья родительства — насилие, редко
проходящее совершенно безнаказанно для физической и духовной природы человека?
— Для засвидетельствования и лучшего удовлетворения высшей жажды человека в
Боге.
Безраздельно иметь Его предметом
всех помышлений и попечений,— жить вечною жизнью, которая поистине начинается
для девственника уже здесь на земле, где он старается жить, как «ангелы Божии
на небесех». Недаром Спаситель, для определения того, как «живут ангелы Божии
на небесех», счел достаточным противопоставить этому в людях просто то, что они
«ни женятся, ни посягают!». Отказ от брака драгоценен, как выражение того, что
человеку дороги высшие интересы, не имеющие ничего общего с землей и все полагающие
за ее пределами. Я оставил в «мире» все, что только может быть в нем наиболее привлекательного
и способного овладевать душею, сердцем и всею моею жизнью. Я «запретил» себе все,
что служит в нем к удовлетворению многих сильных и трудноодолимых потребностей,
слабостей и влечений человеческих. Но эта жертва и самоизменение могут остаться
одним «пустоцветом» и жестоко отомстить за себя и даже допустить такое или иное
«возвращение» всего оставленного и вычеркнутого из моего жизненного обихода,
если взамен оставленного и вычеркнутого я не заполню душу и жизнь соответствующими
возвышеннейшими и жизненнейшими привязанностями, потребностями, увлечениями,
радостями и утешениями. Все это монах должен научиться находить и привыкнуть
извлекать из своего монашества в самой высшей степени. Иначе, недостаточно
заполненнаяи удовлетворенная душа его больно затоскует и подвергнется страшной
опасности воззреть вспять от плуга Божия и возвратится снова к оставленным
идолам — привязанностям и наклонностям. Итак, люби всем сердцем службы Божии,
ибо они удерживают ноги твои от безплодного и душепагубного шатания по
распутиям мира сего! Люби чтение и пение церковные так, чтобы они способны
стали заменять тебе всякие концерты и развлечения! Люби все процессии, торжества
и обряды церковные, питай и услаждай ими твою душу, нуждающуюся в таком или
ином удовлетворении своих эгоистических и других способностей! С любовью,
неторопливо и усердно совершай и молебные пения, и панихиды, и прочие требы по
нуждам и просьбам верующих и усердствующих богомольцев обители, ибо это заменяет
для тебя всякую многокричащую и высящуюся «службу миру» и христианские отношения
к ближнему. Научись и умей ценить всякую мелочь в обиходе монастырской жизни,
все ее интересы и обычаи, все ее радости и утешения, скорби и лишения, испытания
и огорчения… Пусть будет в ней дорого твоему сердцу все до последней щепочки и
камешка на дворе обители, и тогда — мир будет достаточно безопасен тебе со
своими прелестями и искушениями. Жизнь монашеская и вообще строго христианская
вся должна быть распределена в строгом соответствии с церковными службами, освящающими
собою важнейшие времена дня и года. Находится ли монах или христианин у службы
Божией в церкви или нет, соответствующая тому или другому времени дня служба
церковная должна определять его душевное настроение, и молитвенные чувства, и
всю жизнь души. Это замечательно подготовляет его жизнь и к душеполезному пребыванию
в храме Божием и сообщает его жизни лучшее распределение и строи. Службы
церковные не являются для него отрывочными вторжениями в его спокойное течение
жизни и нарушениями последней, перерывами и вообще сторонним чем-то, для чего
надо особо подготовлять душу, приспособлять ее, изменять, утруждать. Нет, эти
службы должны быть естественным звеном, соединяющим его дневное настроение и
содержание души в одно стройное, благодатное, разумное целое. Эти службы должны
быть периодическими, соответствующими важнейшими моментами дня, завершениями
молитвенных бесед души с Богом, удовлетворениями его душевной жажды Бога,
влечения к Нему и устремления к Нему всех сил души и сердца. Грустишь ли ты,
монах, что много времени уходит на дела служения и попечения о «временном
благе» ближнего в ущерб якобы более важному делу — спасению души своей, но в
таком случае почему же в свободное-то время не займешься, как следует, делом
своего спасения? Очевидно, тут не ближний виноват, а сам ты со своею вялою, расслабленною,
ленивою, холодною, безчувственною натурою.
*******
Не извиняйся «делами» в том, что
страдает твое «служение Богу». Ведь и во время всякого дела монах может
пребывать в Боге и молитве, и если не пребывает, это очевидный признак, что и
вообще на молитве душою своею он не в силах удерживаться у подножия Божия, во
внутреннем созерцании присутствия и величия Его.
*******
Спорят о том, какое монашество
лучше — деятельное или созерцательное? — «Ов сице, ов же сице». Нельзя решить
этого вопроса, не примеряясь к живой душе, способной вмещать более то или
другое! Нельзя устанавливать тут никакой классификации, к которой потом и
подводить живых людей, требуя от них обязательно того, что делают другие.
Господь каждому дает свою меру и свой путь, и способ угождения и служения Ему.
*******
Случается, благодать Божия
свивает себе гнездышко и в черствых сердцах. Я видел таких, которые приходили в
монастырь без особенной охоты и способности к жизни монашеской, но мало-помалу
втягивались в нее и становились исправными и не последними монахами. Истинно
Господь всех призывает к Себе и силен перерождать самих волков в агнцев
кротких.
*******
То самое, что мы — нынешние
монахи — пребываем окружаемыми со всех сторон миром, служит не только к нашему
недостаточеству и, может быть, осуждению, но и к нашему оправданию и, может
быть, и приобретению. Переживая от мира скорби, каких не знали совершенно
прекратившие общение с ним, мы восполняем ими лишения и отчасти подвиги и
терпение пустынников. Нет худа без добра и здесь. В пример и укор современным
монахам обыкновенно любят указывать на древних пустынников и отшельников, с их
суровыми правилами, уставами и взглядами на жизнь. Да, в пустынях Египта можно было
жить по тем суровым правилам. Можно было не заботиться ни о чем, живя на
открытом воздухе под всегда теплым небом, финиковыми пальмами, всегда плодоносными,
дававшими и пищу, и одежду, если она была нужна тамошним пустынникам. Но ведь
все это и многое другое не столь применимо для наших
условий. Очевидно, и требования к
современному нашему монашеству должны быть значительно иные. Минимум
потребностей и забот о себе и своих временных и суетных удобствах — вот мера
жизни монаха наших условий. Живя так, он и при этих своих условияхможет
достигать в меру возраста истинного монаха, который, конечно, всегда и везде,
прежде всего и более всего должен быть истинным христианином по своему настроению
и делам.
*******
Говорят, нынешнее монахи плохи. А
отчего они плохи? Да от того, что прежде все мы стали плохи. Яблочко от яблони
недалеко падает: каково древо, таковы и плоды. Общество — древо, мы — плоды. Древо
плохо, и плоды таковы. Нам будет плохо, и древу не сладко. Помяните смоковницу
евангельскую.
