Где бы мы, русские люди, ни жили,
в каком бы положении мы ни находились, нас никогда и нигде не покидает скорбь о
нашей родине, о России. Это естественно и неизбежно: эта скорбь не может и не
должна нас покидать. Она есть проявление нашей живой любви к Родине и нашей
веры в нее.
Чтобы быть и бороться, стоять и
победить, нам необходимо верить в то, что не иссякли благие силы русского
народа, что не оскудели в нем Божий дары, что по-прежнему, лишь на поверхности
омраченное живет в нем его исконное Боговосприятие, что это омрачение пройдет и
духовные силы воскреснут. Те из нас, которые лишатся этой веры, утратят цель и
смысл национальной борьбы, и отпадут, как засохшие листья. Они перестанут
видеть Россию в Боге, и любить ее духом; а это значит, что они ее потеряют,
выйдут из ее духовного лона и перестанут быть русскими.
Быть русским значит не только
говорить по-русски. Но значит – воспринимать Россию сердцем, видеть любовью ее
драгоценную самобытность и ее во всей вселенской истории неповторимое
своеобразие, понимать, что это своеобразие есть Дар Божий, данный самим русским
людям, и, в то же время – указание Божие имеющее оградить Россию от
посягательств других народов, и требовать для этого дара – свободы и
самостоятельности на земле. Быть русским значит созерцать Россию в Божьем луче,
в ее вечной ткани, ее непреходящей субстанции, и любовью принимать ее, как одну
из главных и заветных святынь своей личной жизни. Быть русским значит верить в
Россию так, как верили в нее все русские великие люди, все ее гении и
строители. Только на этой вере мы сможем утвердить нашу борьбу за нее и нашу
победу. Может быть и не прав Тютчев, что «в Россию можно только верить», – ибо
ведь и разуму можно многое сказать о России, и сила воображения должна увидать
ее земное величие и ее духовную красоту, и воле надлежит совершить и утвердить
в России многое. Но и вера необходима: без веры в Россию нам её и самим не
прожить и не возродить.
Пусть не говорят нам, что Россия
не есть предмет для веры, что верить подобает в Бога, а не в земные обстояния.
Россия перед лицом Божиим, в Божьих дарах утвержденная и в Божьем луче узренная
– есть именно предмет веры, но не веры слепой и противоразумной, а веры
любящей, видящей и разумом обоснованной. Россия, как цепь исторических явлений
и образов, есть, конечно, земное обстояние, подлежащее научному изучению. Но и
самое это научное не должно останавливаться на внешней видимости фактов; оно
должно проникать в их внутренний смысл, в духовное значение исторических
явлений, к тому единому, что составляет дух русского народа и сущность России.
Мы, русские люди, призваны не только знать историю своего отечества, но и
видеть в ней борьбу нашего народа за самобытный духовный лик. Мы должны видеть
наш народ не только в его мятущейся страстности, но и в его смиренной молитве;
не только в его грехах и падениях, но и в его доброте, в доблести, в его
подвигах; не только в его войнах, но и в сокровенном смысле этих войн. И
особенно – в том скрытом от постороннего глаза направлении его сердца и воли,
которым проникнута вся его история, весь его молитвенный быт. Мы должны
научиться видеть Россию в Боге — ее сердце, ее государственность, ее историю.
Мы должны по новому – духовно и религиозно осмыслить всю историю русской
культуры.
И, когда мы осмыслим ее так,
тогда нам откроется, что русский народ всю свою жизнь предстоял Богу, искал,
домогался и подвизался, что он знал свои страсти и свои грехи, но всегда мерил
себя Божьими мерилами; что через все его уклонения и падения, несмотря на них и
вопреки им, душа его всегда молилась и молитва всегда составляла живое естество
его духа.
Верить в Россию значит видеть и
признавать, что душа ее укоренена в Боге и что ее история есть возрастание ее
от этих корней. Если мы в это верим, то никакие «провалы» на ее пути, никакие
испытания ее сил не могут нас страшить. Естественна наша неутихающая скорбь о
ее временном унижении и о мучениях, переносимых нашим народом; но неестественно
уныние или отчаяние.
Итак, душа русского народа всегда
искала своих корней в Боге и в Его земных явлениях: в правде, праведности и
красоте. Когда-то давно, может быть еще в доисторические времена, был решен на
Руси вопрос о правде и кривде, решен и запечатлен приговором в сказке: «Надо
жить no-Божьи... Что будет, то и будет, а кривдой жить не хочу»... И на этом
решении Россия строилась и держалась в течении всей своей истории – от
Киево-Печерской Лавры до описанных у Лескова «Праведников» и «Инженеров-
Бессребренников»; от Сергия Преподобного до унтер-офицера Фомы Данилова,
замученного в 1875 году кипчаками за верность вере и Родине; от князя Якова
Долгорукова, прямившего стойкой правдой Петру Великому, до умученного
большевиками исповедника – Митрополита Петербургского Вениамина.
Россия есть прежде всего – живой
сонм русских правдолюбцев, «прямых стоятелей», верных Божьей правде. Какой-то
таинственной, могучей уверенностью они знали-ведали, что видимость земной
неудачи не должна смущать прямую и верную душу; что делающий по Божьи побеждает
одним своим деланием, строит Россию одним своим (хотя бы и одиноким, и мученическим)
стоянием. И тот из нас, кто хоть раз попытался обнять взором сонм этих русских
стоятелей, тот никогда не поверит западным разговорам о ничтожности славянства,
и никогда не поколеблется в своей вере в Россию.
Россия держалась и строилась
памятью о Боге и пребыванием в Его живом и благодатном дуновении. Вот почему,
когда русский человек хочет образумить своего ближнего, он говорит ему:
«побойся Бога!», – а укоряя, произносит слова: «Бога в тебе нет!». Ибо имеющий
Бога в себе, носит в своей душе живую любовь и живую совесть: две
благороднейшие основы всякого жизненного служения, – священнического,
гражданского и военного, судейского и царского. Это воззрение исконное,
древнерусское; оно-то и нашло свое выражение в указе Петра Великого, начертанном
на Зерцале: «Надлежит пред суд чинно поступать, понеже суд Божий есть, проклят
всяк, творяй дело Божье с небрежением». Это воззрение выражал всегда и
Суворов, выдвигая идею русского воина, сражающегося за дело Божье. На этом
воззрении воспитывались целые поколения русских людей, — и тех, кто сражались
за Россию, и тех, что освобождали крестьян от крепостного права (на основах, не
осуществленных нигде в мире, кроме России), и тех, что создавали Русское земство,
русский суд и русскую школу предреволюционного периода.
Здоровая государственность и
здоровая армия невозможны без чувства собственного духовного достоинства; а
русский человек утверждал его на вере в свою бессмертную, Богу предстоящую и
Богом ведомую душу: вот откуда у русского человека то удивительное
религиозно-эпическое и спокойное восприятие смерти – и на одре болезни, и в
сражении, которое было отмечено не раз в русской литературе, в особенности у
Толстого и Тургенева.
Но, здоровая государственность и
здоровая армия невозможны и без верного чувства ранга. И прав был тот капитан у
Достоевского, который ответил безбожнику – «Если Бога нет, то какой же я после
этого капитан?». – Творческая государственность требует еще мудрости сердечной
и вдохновенного созерцания, или по слову Митрополита Филарета, сказанному во
время коронования Императора Александра II, – она требует – «наипаче
таинственного осенения от Господня духа владычного, Духа премудрости и ведения,
Духа совета и крепости».
Этим духом и держалась Россия на
протяжении всей своей истории и отпадения ее от этого духа всегда вели ее к
неисчислимым бедам. Поэтому верить в Россию значит принимать эти глубокие и
великие традиции, – ее воли к качеству, ее своеобразия и служения, укореняться
в них и уверенно строить на них ее возрождение.
И вот, когда западные народы,
ставят нам вопрос, почему же мы так непоколебимо уверены в грядущем возрождении
и восстановлении России, то мы отвечаем: потому, что мы знаем историю России,
которой вы не знаете, и живем ее духом, который вам чужд и недоступен.
Мы утверждаем духовную силу и
светлое будущее русского народа в силу многих оснований, из которых каждое
имеет свой особый вес и которые все вместе ведут нас в глубину нашей веры и
нашей верности.
Мы верим в русский народ не
только потому, что он доказал свою способность к государственной организации и
хозяйственной колонизации, политически и экономически объединив одну шестую
часть земной поверхности; и не только потому, что он создал правопорядок для
ста шестидесяти различных племен, – разноязычных и разноверных меньшинств,
столетиями проявляя ту благодушную гибкость и миролюбивую уживчивость, перед
которой с таким радостным чувством преклонился однажды Лермонтов («Герой нашего
времени», глава 1, «Бэла»); и не только потому, что он доказал свою великую
духовную и национальную живучесть, подняв и пересилив двухсот пятидесятилетнее
иго татар; и не только потому, что он незащищенный естественными границами,
пройдя через века вооруженной борьбы, проведя в оборонительных войнах две трети
своей жертвенной жизни, одолел все свои исторические бремена и дал к концу
этого периода высший в Европе средний уровень рождаемости: 47 человек в год на
каждую тысячу населения; и не только потому, что он создал могучий и самобытный
язык, столь же способный к пластической выразительности, сколь к отвлеченному
парению, – язык, о котором Гоголь сказал: «что ни звук, то и подарок, и право,
иное название еще драгоценнее самой вещи»... («Выбранные места из переписки с
друзьями» 15, 1); и не только потому, что он, создавая свою особую национальную
культуру, доказал – и свою силу творить новое и свой талант претворять чужое, и
свою волю к качеству и совершенству, и свою даровитость, выдвигая из всех
сословий «собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов» (Ломоносов); и не
только потому, что он выработал на протяжении веков свое особое русское
правосознание (русский предреволюционный суд, труды российского Сената, русская
юриспруденция, сочетающая в себе христианский дух с утонченным чувством
справедливости и неформальным созерцанием права); и не только потому, что он
создал прекрасное и самобытное искусство, вкус и мера, своеобразие и глубина
которого доселе еще не оценены другими народами по достоинству – ни в хоровом
пении, ни в музыке, ни в литературе, ни в живописи, ни в скульптуре, ни в
архитектуре, ни в театре, ни в танце; и еще не только потому, что русскому
народу даны от Бога и от природы неисчерпаемые богатства, надземные и
подземные, которые обеспечивают ему возможность, – в самом крайнем и худшем
случае успешного вторжения западных европейцев в его пределы, – отойти вглубь
своей страны, найти там все необходимое для обороны и для возвращения отнятого
расчленителями, и отстоять свое место под Божьим солнцем, свое национальное
единство и независимость...
Мы верим в Россию не только по
всем этим основаниям, но, конечно, мы находим опору и в них. За ними и через
них сияет нам нечто большее: народ с такими дарами и с такой судьбой,
выстрадавший и создавший такое, не может бить покинут Богом в трагический час
своей истории. Он в действительности и не покинут Богом, уже в силу одного
того, что душа его искони укоренялась и укоренилась в молитвенном созерцании, в
искании горнего, в служении высшему смыслу жизни. И если временно омрачилось око
его, и если единожды поколебалась его сила, отличающая верное от соблазна, – то
страдания очистят его взор и укрепят в нем его духовную мощь...
Мы верим в Россию потому, что
созерцаем ее в Боге и видим ее такой, какой она была на самом деле. Не имея
этой опоры, она не подняла бы своей суровой судьбы. Не имея этого живого
источника, она не создала бы своей культуры. Не имея этого дара, она не
получила бы и этого призвания. Знаем и разумеем, что для личной жизни человека
— 25 лет есть срок долгий и тягостный. Но в жизни целого народа с тысячелетним
прошлым этот срок «выпадения» или «провала» не имеет решающего значения:
история свидетельствует о том, что на такие испытания и потрясения народы
отвечают возвращением к духовной субстанции, восстановлелием своего духовного
акта, новым расцветом своих сил. Так будет и с русским народом. Пережитые
испытания пробудят и укрепят его инстинкт самосохранения. Гонения на веру
очистят его духовное око и его религиозность. Изжившиеся запасы зависти, злобы
и раздорливости отойдут в прошлое. И восстанет новая Россия. Мы верим в это не
потому, что желаем этого, но потому, что знаем русскую душу, видим путь,
пройденный нашим народом, и, говоря о России, мысленно обращаемся к Божьему
замыслу, положенному в основание русской истории, русского национального бытия.
Иван Александрович Ильин, религиозный и политический
мыслитель ХХ века
(Источник: официальный сайт
Истинно-Православной Церкви)
